Рубрика «ИЗ ИСТОРИИ». ЖЕНСКИЙ ПРАЗДНИЧНЫЙ КОСТЮМ. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ЖЕНСКИЙ ПРАЗДНИЧНЫЙ КОСТЮМ КАК ЗНАК «ПЕРЕХОДА» В ТРАДИЦИОННОЙ КУЛЬТУРЕ
горнозаводских сёл южноуральского региона (на материале экспедиций второй половины ХХ в.)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
(Автор статьи Моисеева Светлана Алексеевна — кандидат филологических наук, старший научный сотрудник лаборатории народной культуры Магнитогорского государственного университета)
«Впервые праздничный наряд в исследуемом регионе (русские села республики Башкортостан) девушка готовила себе к 15-16 годам. «Помню, как мне исполнилось 15 лет. Вижу, подружка платье новое одела, мне тоже охото стало, вот с этих лет мы нащали наряжаться. Хварсить стали» (Серёгина А. В., 1921 г.р.,). «Девщёнке идти в хоровод — ей наряд новый шьют» (Беляева О. И., 1913 г.р.).
Изготовление предметов костюмного комплекса было одним из основных занятий девушек, начиная с 10-12 летнего возраста. В результате девочка осваивала кройку, шитьё, вышивку, способы украшения — вообще сложную технологию создания национального костюма, включая, так сказать, практическую эстетику, связанную с вышивкой традиционных орнаментов плодов, ягод, отдельных цветов или их композиций на рубахах, кофтах, запонах и других предметах. Освоение технологии костюма было школой подготовки девочки к будущей жизни в семье, когда требовалось «всех обшить». Красоту женского костюма составляла не только гармония цвета вышивок, орнаментов, не только тщательная проработка деталей и продуманность любых пропорций и цветовых решений, но и умение носить вещь. Девушки это понимали, поэтому присматривались к другим и действовали по принципу подобия, хотя и старшие охотно помогали, подсказывали, особенно мать, бабушка. Только умение обращаться с вещью, надевать и носить ее делало, например, рубаху из полотна домашнего изготовления по-настоящему функционально значимой и притягивающей взгляд, привлекательной. Девушка в традиционном обществе ценилась настолько, насколько привлекательным был её праздничный наряд.
С 15 лет девушка должна была участвовать в так называемых «смотрах девичьих кадров». В деревне Ломовка такие смотры проводились на день Кузьмы и Демьяна (1 ноября по старому стилю), на Михайлов день (8 ноября), на святочных вечёрках. «В Кузьминки три дня ссыпались, наряжались и каждый день меняли праздничный наряд». «На Михайлов день пироги с мясом носили. Приходили люди глядеть. Девушки на скамейки вставали, чтобы на них глядели. Плясали под гармошку. Частушки пели, песни про любовь обманную пели, ну и другие». «Михайлов день 8 ноября. Девушки тоже «ссыпались», собирались все вместе. На Михайлов день собирались в отдельной избе, до двенадцати часов пели, плясали. В этот день было много «глядельщиков» — старух, детей. Они заходили в избу, глядели на молодежь и уходили» (Плохова Е. И., 1904 г.р.). «Нарядишься на Святки, сидишь, а парни выбирают. Приходят и матери, а девка должна на себя все обновки надеть» (Савинова Г., 1903 г.р.). «На особки святочные на нас ходили глядеть. Глядельщики это были. А мы все на лавки с девками встаём и пляшем. А все родители смотрели на нас. А если одёжа плохая была, то мы прятались куды-нибудь в уголок, чтоб на народ не показываться».
Таким образом в этом посёлке проходили так называемые «выставки невест», и, возможно, они являлись рудиментом рассыпавшегося ритуала «надевания паневы/скакания в паневу», символизировавшего переход девушки из средневозрастной группы в группу совершеннолетних. Особый интерес в этой связи представляет замечание Д. К. Зеленина о таком обряде в одноименном селе Ломовка Богородицкого уезда Тульской губернии, где девушки, достигшие 16-летнего возраста, должны были «становиться на лавку и ходить из одного угла в другой». Ученый рассматривает этот ритуал в контексте «обрядовых празднеств совершеннолетия девицы». В сёлах Нижний и Верхний Авзян, Кага, Узян «выставки невест» проводились весной. Для девушек средней возрастной группы (16-19 лет) были значимы «проходы» центральных улиц села в ранневесенний период без участия парней. «Как тепло стаёт: юбки с уборками, запоны, кохты расшитые, ленды атласны привяжем прямо на кохту и идём по главной улице до базару и обратно, а все смотрют на нас». Посредством этих шествий 16-19-летние девушки старались показать себя и добиться расположения парней, «чтоб парни липли, как репей». Зафиксированная экспедициями конца 90-х годов ХХ века информация отмечает обычай смотра и выбора невест родителями для своих сыновей во время празднования Красной горки. «Кащели были на Пасху усю неделю до Красной горки. На кащели все ходили. Вот были у нас, повыше нашего магазина, там были карусели круглые. Туды дык все ходили: и пожилые, и молодые. Мы так жа соберёмси:
— Куда пойдем?
— Айдатя пойдём нонще у лог, туды на кащели.
Пошли туды. Пришли туды на кащели. Вот одна девушка….А жарко, Пасха поздняя была, вот так как щас жарко. Вот она пришла у пуховой шале. А я стою да говорю: «Госпыди, щё ж она ещё тулуп не одела?» А мине их девки-та, лоуиновские, говорять:
— Дык тута её мать и отец, и вон ети Платоновы-то невесту вубирають.
— Да иде ж они её вубирають?
— А вот щас улядять, вот Максимова у его была ухажерка, у щём она подвязана. Энта у полушалощке, а ета у пуховой шале — Настька Армизонова.
Во! А их толькя ущерась приехали с Баймаку, привезли ей шаль пуховую. А нонще она подвязала. Ах ты, щё ж они ей не дали у покос ешё, чтоб косить у ей. Ну, смеёмси! Ну, и вот выбрыл. Ему-то её не надо, ему-то надо, он знакомилси с Максимовой с Анюшкой, а они выбрыли у пуховой шале и узяли. Вот ета на Красную уорку на кащелях-та невест себе и приулядывали» (Белева О. И., 1913 г.р.). «Бывало-чи матери сыновьям на кащелях в Красную горку выбирали невесту. Вот Ивану Платонову мать ведь Настю-то так и приглядела. Говорит: «Вот, Иван, каку невесту тебе приглядела, с уборкой». У Насти-то юбка с уборкой была красивше всех» (Телятникова Н. Е., 1912 г.р.). Как видим, в смотрах невест особую роль играла новая праздничная одежда, специально к этому дню изготовленная девушкой «своерушно». Таким образом, названный новый возрастной этап девушки (16-19 лет) обязательно должен был быть отмечен и новой одеждой. С этого возраста девушку могли сватать «жанихи». Следовательно, ритуал выбора невест являлся своего рода одной из форм межвозрастной коммуникации, где одежда девушки выступала знаком её готовности к браку.
В начале ХХ в. для региональной традиции был актуален сарафанный комплекс праздничной женской одежды. Каждая невеста должна была в составе приданого иметь не менее 20 сарафанов. Наиболее популярными в исследуемых сёлах были круглые (прямые) сарафаны. Шились они преимущественно из ткани фабричного изготовления в виде широкой высокой юбки на лямках. «Это мамин сарафан, свадьбешный. Мать венчалась в уолубом как небо, унизу отторощено, пришиты уборощки, положены кружава тюлевые, кремовые, на уборощке. Пришиты лямки щерез плещо. И боры собраты. Ну, вовсю пущаный по ширине, а на уруди мелкими складощками собрато, штоб груди зашли. Соберуть мелкими бориками и отторощат эти боры, а мощещки не прорезанные, задетые, нити продёрнуты. Эти мощки выметаны. Здеся ведь 12 аршин материи. Раньше широкие были сарафаны, бывало, пять ребятишек под материн сарафан пряталось» (Бочарова Т. И., 1912 г.р.). «Сарафаны были очень широкие, выделывали сисятник». «Сарафаны носили: у матери был кашемировый, красный и синий цветом. Пошла жисть-то плохая, она из него мне две рубахи сшила. И ещё ей на юбку осталось» (Сухов Н. П., 1929 г.р.). «Сарафаны были у девок и розовые, и красные, и цветастые».
Носителем культурной семантики являлся покрой и цвет сарафана. Для девочек до 15 лет и женщин после 50 застёжку на сарафане кроили сбоку, а девушке-невесте и женщине-молодке положено было застёжку на сарафане иметь спереди. У девичьих сарафанов подол украшали с помощью пришитых атласных лент, венчальные шили с оборкой, украшенной кружевом. Женские же сарафаны были лишены таких украшений. Девичьи праздничные сарафаны шились из ткани ярких расцветок, иногда даже ткань в таких изделиях была цветной. Женские сарафаны шили из ткани тёмных тонов. «Сарафаны носили в девках цветастые, а у баб — темненькие были». В 30-е годы ХХ столетия сарафан переходит в разряд исключительно обрядового предмета женской одежды: свадебной и похоронной. «Невесту на свадьбу одевали в розовый, красный сарафан с уборкой». «Бывало, хоронят, и бабы говорят, что в венчальном сарафане положили».
Постепенно к середине ХХ в. сарафан заменяется юбкой. Юбки шились из «бумазеи», «коленкора». В гардеробе девушки брачного возраста обязательно должна была быть красная или бордовая юбка. «У нас любили бордовый цвет. Даже частушка была: «Мамонька, борды, борды / Тятенька не купит/ Без бордовой юбочки / Никто меня не любит». «На кащели наряжались. У мине была юбка красная. Мама, бывало, скажеть: «На кащели не садись, юбку изомнёшь».
Наиболее важными элементами девичьего праздничного костюма в первой половине ХХ в., маркирующими брачный возраст девушки, являлись рубашка с вышитыми рукавами и запон, который шился без нагрудника до талии, с вышивкой по подолице. Орнамент вышивки на рубашке и запоне был одинаковым и назывался в местной традиции «калинка». Этот орнамент представлял собой трансформацию виноградных гроздьев. Виноград, как известно, символ жизни и продолжения рода в народной культуре южных славян. Природно-климатические условия Южного Урала трансформировали мотив винограда в кисть калиновых ягод, широко распространенных в исследуемом регионе. К весенним праздникам каждая девушка 16-17 лет готовила себе белый запон с вышивкой «калинка». Вероятно, вышивка преобразовывала предмет в определенный символ, который может трактоваться как «калинка — красная ягода — красная девица — невеста». Символическое значение калины закрепляется в широко распространенной в регионе свадебной песне: «Ой, калинушка, калинушка моя, /…/ Ещё кто тебе, калинушку, щипал и ломал?»
Обратим внимание на то, что невеста в свадебных песнях всегда красавица, а по народным представлениям обязательным условием красоты являлось белое лицо и алые щёки. Заметим, в регионе невесту называли «пунец». «Невеста — пунец, у её вид пунцовый: полная, лицом белая да щеки алые». Таким образом, «если учесть, что калина имеет белые цветы и красные ягоды, то можно предположить, что мы получим отправную точку для существующей связи представлений». В. И. Ерёмина, цитируя П. В. Шейна, сообщает, что «невеста в Тульской губернии была одета в пунцовый сарафан и покрыта белым полотном. Красная фата, под которой невеста едет к венцу, характерна для свадебного обряда Вятской губернии». Как видим, сочетание белого и красного было символичным для образа невесты. Поэтому считаем, что запон с вышитыми ягодами калины на белом фоне не случайно входил в ансамбль девичьего праздничного костюма, а затем и свадебного, символизирующего, на наш взгляд, девичество. «На белых запонах крупно вышивали крестом цветы или ягоды нитками красными и черными». На более древнюю связь калины/огня указывал А. А. Потебня: «Эпитеты слова калина — ясная, красная, жаркая, червонная, так решительно относят это слово к понятию огня, что нет возможности сомневаться в том, что оно одного происхождения с калить, раскалять». Интересно, что в отдельных сёлах региона, в Узяне на Ивана Постного, а в Каге и Тирляне на день Кузьмы и Демьяна, проходящем здесь как девичий праздник, обязательно пекли пироги — «калинники». «Бывало-чи мамка на Ивана Постного калинник печёт, в печку ставить его, возьмет и перевяжет, будто он куды убежить». «На Ивана Постного, 11 сентября, пекли калинники. Они были из ржаной муки с калиной, раскаленной в печи». «На Кузьмишки калинники пекли, пироги с калиной. А ещё возьмут, раскалят ягоды калины и в квас добавют, и на Кузьмишки молодежь квас-то этот и пьет» (Логинова А. В., 1927 г.р.). «В Кузьминки три дня ссыпались, наряжались и обязательно запон расшитый «калинкой» одевали, калинники пекли». Запоны, украшенные узором «калинка», должны были быть у каждой девушки, достигшей 16-17-летнего возраста. Позднее в таких запонах девушку возили под венец: «Раньше запон девки по праздникам надевали или когда взамуж шли». Так, в одежде девушек, участвующих в молодежных весенних и осенних обрядах, присутствовали элементы венчального костюма, символизирующие наступление брачного возраста участниц.
Рубаху/блузку шили обычно из белой бязи, вышивка выполнялась по краю рукава, на оплечьях, вокруг горловины крестом, использовались при этом, в основном, нитки красного и черного цвета. «Рубахи были белые, рукава длинные. Без застёжек всё, сами девки, мы и вышивали, рубахи-то, крестом вышивали». «Большинство одевалися холщовые рубахи, были здесь коленкоры, на рукавах вышиты красные ягоды». «Рубаха под горлышко собрата мелко-мелко, рукава цветами, петухами, ягодами расшивали».
Затем рубаха активно стала заменяться блузкой. Различали рубаху и блузку по типу материала: рубаху шили из ткани домашнего изготовления, а блузку, в основном, из покупных тканей. «Блузки одевали с юбками, парами носили, блузки с рюшами были». Интересно, что незамужние девушки у локтя на сборенную часть рукава рубахи/блузки повязывали атласные ленты ярких расцветок. «На рубахе у локтя ленточки или банты привязаны».
Позднее в комплекс девичьего костюма стала входить кофта/кофточка. «Кофточки у нас были с застёжками сзади, впереди кружева, ленточки». «У моей сестры была кофточка, так я воровала на особки её». «Кофты были всяки: на заде застёжки, а спереди три ленточки, а на низу их вышивки и бантики».
В конце XIX — начале XX в. неотъемлемой частью женского праздничного костюма являлся пояс. Пояс — общевосточнославянский термин, есть и другие названия: опояска, кушак, сетка, покромка, ремень. В изучаемом же регионе, в основном, использовался термин — пояс, реже — ремень, кушак. «Пояса были мужские и женские, это раньше носили». «Этот пояс давнишний, щать даже прабабушкин, мы уж не носили пояса. А мама говорила, раньше обязательно подпоясывались». «Был тугой пояс на невесте, из семи полос была бухта». «Пояс же был большой, цветной, с шишками. Называли его кушаком». Известно, что для восточных славян были типичны плетённые и тканные пояса из шерсти, конопли, льна и даже из лыка.
Пояса, которыми располагает этнографическая коллекция лаборатории народной культуры МаГУ, были выполнены закладной техникой: разноцветный уток пропускали через часть основы и поворачивали нить обратно. На фоне этих цветных полос вытканы слова молитвы. Пояс в народных верованиях — символ пути через мифические и реальные преграды. Как часть одежды, принимающая форму круга, в быту использовался в качестве оберега. Не случайно пояса имели разнообразные рисунки-символы и надписи, обладавшие защитными свойствами. В русских сёлах Белорецкого района первую скошенную траву «подтыкали за поясок, чтобы заготовить хороший корм для домашнего скота». На Масленицу подпоясанные старухи катались с горы «чтобы лён был долгий». Пояс употребляли в обрядах, связанных с первым выгоном скота. «Когда корову покупают, стелют пояс в воротах, корова должна перейти его, тогда она уже не будет возвращаться к старым хозяевам, а приходить будет домой». Пояс/ремень широко использовался молодёжью в обрядовой жизни во время игр в хороводе и особке. «Бывало на Красную горку девку раскачают и шлёпають ремнем. Жениха успрашивають». «Собирались на вещера и играли. Становют два стула: на одном — парень, на другом девушка садится, спиной друг к другу. На промежутке парень с поясом. Все говорять: «Сено, солому, овес повез», — и парень с девкой должны повернуть голову, если в одну сторону, то цалуются, а если не целовались — их били поясом или хлёсткой». «Поясом на вечёрках били по ладошкам. Значит один парень у другого девку отбивает».
(Автор статьи Моисеева Светлана Алексеевна)